Голос у него был и впрямь хорош, и дерзости хватало, но вот больше ничего за душой певец не имел. Наверное, ему рукоплескали в селах и кварталах ремесленников... впрочем, он иной славы и не искал. Я лениво слушал про то, какой именно продукт герой песенки собрал в большую корзину, за что этот продукт выдал, и как оплошал тупой сборщик налогов, вывалив содержимое корзины в общий воз с податями.
- Нельзя мне на Острова... - прошептал мальчик.
- Верно, нельзя.
- Вы не понимаете. Мне с корабля сходить нельзя.
- Почему?
- Я... случайно на этап попал.
Вот оно! Старая песня. Все мы тут невинные, верные сыны Искупителя, несчастные братья Сестры. А вокруг нас - злодеи, душегубцы...
- Меня должны были казнить.
Такого я никак не ожидал. Говорил пацан с убежденностью, и сомневаться не приходилось. Только вешают-то не зря, судьи может и сволочи, но они лучше душегуба на каторгу упекут, в рудниках ковыряться, чем без толку веревку потратят.
Как рыбешки с порвавшегося кукана, рассыпались каторжники по улице. Те, кто подурнее, вперед кинулись бежать. Ага, на площадь, прямо толпе в лапы. За поимку беглого - три монеты плата. А если голову, руку или ногу беглого принесешь - две. Ох, не дура же толпа, умеет складывать. Умеет и отнимать. Толпа, она чудовище, но никак не дура.
- Ты, может, темноты боишься?
Ответом было молчание. Я покачал головой. Да уж, послал Искупитель товарища. Мало того, что ребенок, что ногу на ровном месте подвернул - так еще и в темноте скулит!
- Здесь я, - буркнул я, спускаясь. Похлопал Марка по плечу, чтобы успокоился, сел рядом. Пусть в полной темноте и я слепец, но уж на звук ориентироваться умею.
- Боюсь, - запоздало ответил Марк.
- А на корабле вроде не хныкал.
- Там людей много было...
Я вздохнул:
- О... приехали. Ты что же, парень? Темноты бойся, когда люди рядом. А если один - то темнота не друг, но и не враг.
Глава четвертая, в которой я решаю, какая смерть веселее, но мне ничего не нравится.
Засов не поддавался. И щели не было, чтобы клинком отодвинуть.
- Никак? - одними губами спросил Марк.
- Зачем человеку голова дана? - так же тихо спросил я.
- Чтобы рукам было меньше работы.
- А руки зачем, знаешь? Чтобы не думать там, где думать не надо...
Я отошел шагов на пять. Еще раз окинул домик взглядом.
Нет, не может тут быть крепкого засова. Никто не ожидал, что придется в домишке осаду выдерживать.
Я помотал головой и стал подыматься.
- Тебе мало? - не поворачивая головы спросила девушка. - Остынь, вор, не за тобой охота.
Может и не за мной, верю теперь. Только когда охота медведя гонит, лисой случайной тоже не побрезгуют.
- Какой сигнал приветствия? - вдруг спросил Марк. Хелен молчала. - Качни крыльями! Быстро!
Она повернула голову. Зло улыбнулась Марку.
- Умный ты, жаль, что дурак. Качну, не бойся. Корабль первым сигналить должен.
- Сколько лететь будем? - спросил Марк у Хелен.
- Если повезет - часов пять.
- А если нет?
- Падать здесь и минуты хватит.
Неужто и впрямь она из тех летунов, что в горах воевали, бомбы на головы гайдукам бросали? У нее же, наверное, Железный Орел с венком за храбрость, особой аудиенции с Владетелем удостоена... Тяни, Хелен, тяни свою машину! Никогда больше тебя ногой по животу не ударю, клянусь! Только долети до берега! Сестра, Сестра-Покровительница, глянь на меня, пропадаю! Искупитель, дай время повиниться, много зла на мне, не успею все вспомнить, пока тонуть буду!
Планер уж было совсем к воде прижался, и Хелен такое словечко выдала, что не всякий мужик решится повторить. И словно того дожидаясь, планер вдруг вверх подался, тяжело, но все же вверх! Правду видно говорят русские, что черное слово беду прочь гонит!
Хелен покачала головой:
- Ты не прав, граф Ильмар. Есть у него право дворянством жаловать. По крайней мере - было. Только особо не радуйся, титул с тебя мигом снимут...
- Титул не снимают, - огрызнулся я, будто принял слова о дворянстве всерьез.
- Еще как снимают. Вместе с головой.
Одевался господин Нико как самодовольный дурак. Это в жизни помогает, когда тебя дураком считают.
- Глянь... - брезгливо сказал Нико, кидая на стол бумажные листки. Я подошел, склонился, глянул. Листовки маленькие, с теми же рисунками и текстами, что на плакате. Только здесь рисунки были цветные. На цветном Марк был вообще как живой, зато я последнее сходство утратил.
- Раскрасили? - полюбопытствовал я.
- Да нет. Говорят, машину печатную сделали, что семью красками печатает. Дорогая штука. Каждый такой листок железную монету стоит.
- И что, их тоже на стены вешали?
- Уважаемым людям раздавали. Капитанам на корабли. Офицерам, а те солдатам показывали. А кое-где и на стенах... в людных местах, чтоб не сорвали. Только все равно посрывали, висит теперь твоя морда в бедняцких домах, интерьер облагораживает.
- Вот ты мне скажи - почему так, Ильмар-вор? То ли глупеем мы понемногу. То ли земля устала хорошее железо рожать... Продашь мне кинжал?
- Нет.
- Точно?
- Нико, не говори глупостей. Хороший нож каждому нужен.
- Для вора он слишком хорош.
- Пусть. Ножу без дела лежать - позор. Не для того делан.
Нико неохотно вернул кинжал. Спросил:
- Хоть цену хочешь узнать?
- Нет. Вдруг жадность задавит.
- Прост твой совет.
- Советы не сложностью меряют, а пользой.
Потом навстречу стайка девиц попалась, не из простолюдинок, и не из гулящих, а молоденькие бюргерские дочки. Из женской гимназии, небось, возвращаются. Вон и охранники сзади, двое, с суровыми лицами, с короткими, обтянутыми свиной кожей дубинками, удобными в уличных стычках. Лица постные, а глаза нет-нет, да и стрельнут по девицам, по тугим попкам, по крепким икрам в теплых чулках. К этим стражам еще одного надо приставить, чтобы за ними присматривал...
Арнольд не пил. Крутил бокал в пальцах, смотрел на очкарика с таким неодобрением, что только дурак бы не заметил.
Очкарик не заметил.
Шел я по Дамрак, улице широкой, людной, но и она пустела на глазах. Даже слишком быстро, и я недоумевал, пока не вышел на глашатая. Стоял молоденький паренек на перекрестке, кутался в промокший смоленый дождевик, и кричал, не жалея охрипшей глотки:
- Жители и гости вольного города! Стража просит вас пройти по домам, для пущего спокойствия и безопасности! В Амстердаме замечен беглый каторжник Ильмар, войска будут введены с минуты на минуту! Проходите по домам, честные люди!
Паренек глянул на меня мельком, и ничего дурного не заподозрив, добавил от себя:
- А то описание душегубца скверное, любой под него подходит. Вначале убьют, потом разбираться станут!
А вот вопрос - можно быть сразу графом, миссионером и вором? Если пред ликом Искупителя все грехи едины, если Сестра все простит - так, наверное, и такое возможно?
- Не душегуб я. И форму ни с кого не снимал! И тебе вреда не причиню!
- Все вы так говорите, - откликнулся недоверчивый хозяин голосом человека, которого за последнюю неделю убили раз пять.
Я разлил по тарелкам суп и мы молча поели. Неужели старик не врет? Что лекарь - возможно. Но чтобы барон... и в такой глуши... один... в маленьком доме...
- А где же владения вашей милости?
- В Багдаде. Я барон Жан Багдадский.
- Персия уже сорок лет как не под Домом...
- Ага, - прихлебывая суп согласился барон-лекарь. - Только разве Дом это признал?
- Верно.
- Ну и дела, - всем своим видом я пытался показать замешательство перед столь великим человеком. - Простите грубому матросу...
- Ладно, что уж там. Ты человек злой, но не жестокий. Меня это больше устраивает, чем если наоборот...
- А все-таки вру я. Скучаю по нему. Подлости в мальчике не было. Наоборот, этакая обостренная жажда справедливости. То он учением Энгельса увлекается, то начинает русский учить - чтобы сочинения нойона Кропоткина почитать в подлиннике. Неплохо для ребенка? В храме Сестры со священниками спорил, в Церкви Искупителя такие вопросы задавал, что ответы только через пару дней находили. Я, в общем, уже решил, что младший принц Маркус пойдет по духовной линии. И было бы это лучшим итогом - Владетель бы поддержал, лет через двадцать, глядишь, и стал бы внебрачный сын Владетеля приемным сыном Божьим...
Он потер щеку.
- Да, любопытно. Кем бы после этого Владетель Богу приходился?
Может и впрямь убраться куда на край света? Вот и Нико так советовал, а попробуй, найди лихого человечка хитрее; и барон старый, которому опыта не занимать... Все они умные, один я на свою шею приключений ищу.
И нахожу, что характерно!
- Хелен, он ничего не говорил. Это я, дурак, обещал о нем позаботиться, в подмастерья пристроить... Но по пути в Лион я заночевал в доме одного старика. Он оказался бывшим придворным лекарем, бароном Жаном Багдадским...
- Высокий, худой, волосы с проседью, но еще черные, говорит так, будто вечно не в духе?
- Да. Только он совсем седой.
- Знаю его. Видела как-то в Доме... года три назад. Над ним вечно хихикали... его служба была - любовниц высокородных лечить, аборты делать, роды принимать, дефекты лица исправлять... Еще шутка такая ходила - нельзя Жану геморрой доверять, забудется, да и сделает из задницы второе лицо...
- Хорошо. Тогда давай уладим дело на месте? - подмигнул я.
Стражник на секунду замялся, стрельнул глазами по улице. За взятки полагалась строгая кара... только редко доводилось слышать, что стражника поймали за этим повседневным делом.
- Хелен, тебе же говорили экономить...
Я осекся. Нет, неистребимо желание советовать! Неискоренимо! Почему мы всегда знаем, как лучше сделать то, чего сами делать не умеем?
За ревом толкачей ничего слышно не было. Взлетали мы под неимоверным углом, посильнее, чем когда сквозь тучи прорывались. А сейчас облаков не было никаких, встающее солнце удивленно заглянуло в стекла кабины и ускользнуло. Планер мотало и крутило, крылья дугой выгибались вперед, и как ухитрялась Хелен вести машину - один Господь знает.
А может быть и он сейчас растерянно смотрит на нас...
Цитаты //
Буква "Л" //
Сергей Лукьяненко, цитаты //
Холодные берега
