- Проблемы не у нас. Антон Городецкий, вы произвели несанкционированный контакт с человеком.
- Да? И какое?
- Вмешательство седьмой степени, - неохотно признала ведьма. - Но факт остается фактом. К тому же - вы подтолкнули его к свету.
- Протокол писать будем? - меня вдруг развеселила ситуация. Седьмая степень - мелочь. Это воздействие на самой грани магии и обычного разговора.
- Будем.
- И что напишем? Сотрудник Ночного Дозора слегка усилил в человеке неприязнь к обману?
- Борис Игнатьевич, чем было вызвано направление меня на кольцо? Если уж вы знали правильный район.
- Я мог ошибаться, - с ноткой удивления отозвался шеф. - Опять же... пойми, что в розыскной работе не следует доверять самому авторитетному вышестоящему мнению. Один в поле воин, если знает, что он один.
- У тебя есть коньяк? - спросила Ольга.
- Коньяк... что? Есть.
- Хороший?
- А он плохим не бывает. Если это коньяк.
Я сел в мягкое кресло возле столика. Покосился на газету, валяющуюся на столике.
Ничего нет более веселого, чем читать прессу через сумрак.
"Прибыли от кредитов падают", - гласил заголовок.
В реальности фраза выглядит иначе. "На Кавказе растет напряженность".
Можно взять сейчас газету, и прочитать правду. Настоящую. То, что думал журналист, сляпавший статью на заданную тему. Те крохи информации, что он получил из неофициальных источников. Правду о жизни, и правду о смерти.
Что я делаю правильно?
Этот вопрос - он пострашнее, чем "что я делаю неправильно". Если ты ошибаешься - достаточно резко сменить линию поведения. Вот если попал в цель, сам того не понимая - кричи караул. Тяжело быть плохим стрелком, случайно угодившим в яблочко, пытающимся вспомнить движение рук и прищур глаз, силу пальца, давящего спуск... и не признавая, что пулю направил в цель порыв безалаберного ветра.
Тигренок стояла метрах в десяти. Я глянул на нее, и на миг позавидовал - уж она-то холода точно не чувствовала.
Откуда оборотни и маги берут массу для трансформации тела, я не знал. Вроде бы не из сумрака, но и не из человеческого мира. В человеческом облике девушка весила килограмм пятьдесят, может быть - чуть больше. В молодой тигрице, стоящей в боевой стойке на обледенелой крыше, было центнера полтора. Аура ее пылала оранжевым, по шерсти стекали медленные, неторопливые искорки. Хвост размеренно стегал налево-направо, правая передняя лапа размеренно царапала битум. В этом месте крыша была продрана до бетона... кого-то по весне зальет...
- Чего ты хочешь? - спросил я.
Она замолчала на миг, будто и не задумывалась раньше об этом:
- Жить!
- С этим опоздала. Ты уже мертва.
Вампирша вновь оскалилась:
- Правда? А мертвые умеют отрывать головы?
- Да. Только это они и умеют.
Словно когда-то его ангел-хранитель определил раз и навсегда: "Быть тебе немного лучше всех". Немного, но лучше. А самое главное, Максима это вполне устраивало. Лезть выше, растрачивая жизнь ради более навороченного автомобиля, приглашения на великосветский раунд или лишней комнаты в квартире... зачем? Жизнь приятна сама по себе, а не теми благами, до которых удастся дотянуться. В этом жизнь прямая противоположность деньгам, которые сами по себе - ничто.
Кофе был невкусным, кислым, видно, давно не меняли фильтр. Я глотал горячую бурду, глядя в экран, потом вытащил сотовый и набрал номер шефа.
- Говори, Антон.
Он всегда знал, кто ему звонит.
- Борис Игнатьевич, подозревать можно лишь одного.
- И кого именно?
Голос был сухим и официальным. Но почему-то мне казалось, что шеф сейчас сидит на кожаном диване полуголый, с бокалом шампанского в одной руке, ладонью Ольги в другой, а трубку прижимает плечом или левитирует возле уха...
- Но-но... - одернул меня шеф.
- Ясновидец хренов.
На самом деле никакой надобности в двух никудышных программистках Дозор не испытывал. Допуск по секретности у них был низкий, и почти все приходилось делать нам. Но куда еще пристроить двух очень-очень слабых волшебниц? Хоть бы согласились жить обычной жизнью... нет, хочется им романтики, хочется службы в Дозоре... Вот и придумали для них работу.
А в основном они убивали время, лазая по сети и поигрывая в игры, причем, наибольшая популярность приходилось на долю пасьянсов всех мастей.
За одной из свободных машин - с техникой у нас проблем не было - сидел Толик. На коленях у него пристроилась Юля, ожесточенно дергая мышкой по коврику.
- Это называется обучением компьютерной грамотности? - спросил я, наблюдая за мечущимися по экрану монстрами.
- Ничто так не улучшает навыки работы с мышью, как компьютерные игры, - невинно отозвался Толик.
- Ну... - я не нашелся, что ответить. Сам я в подобные игры давным-давно не играл. Как и большинство сотрудников Дозора. Убивать нарисованную нечисть интересно, пока не встретил ее воочию. Ну, или прожив сотню-другую лет и приобретя огромный запас цинизма, как Ольга...
На столе у шефа царил жуткий беспорядок. Валялись ручки, карандаши, листки бумаги, распечатанные сводки, тусклые, выработанные магические кристаллы.
Но венцом безобразия была горящая спиртовка, над которой, в тигле, жарился белый порошок. Шеф задумчиво помешивал его кончиком дорогого "Паркера", явно ожидая какого-то эффекта. Порошок игнорировал как нагрев, так и помешивание.
- Ты уж извини, Антон, - сказал Борис Игнатьевич. - Но у нас не было времени на колебания и объяснения.
Я молчал. Тупо, оглушено молчал, сидя на полу и глядя на свои руки: на тонкие пальцы с двумя серебряными кольцами, на ноги - стройные длинные ноги, еще влажные после ванны и облепленные слишком тугими джинсами, в ярких бело-голубых кроссовках на маленьких ступнях.
- У тебя помада размазалась, - заметила Ольга. И хихикнула. - Умеешь красить губы?
- Сдурела? Нет, конечно.
- Я научу. Нехитрая наука. Тебе еще очень повезло, Антон.
- В чем?
- На недельку позже - и пришлось бы учить тебя пользоваться прокладками.
- Как любой нормальный мужчина, смотрящий телевизор, я умею это делать в совершенстве. Прокладку надо облить ядовито-синей жидкостью, а потом сильно сжать в кулаке.
В конце концов, нелепо ведь отказываться от спасительного лечения на основании болезненности уколов.
В некоторых книгах слишком много правды. В других - слишком мало лжи.
Вместе со Светланой мы пошли к выходу. Три пары жадных глаз буравили мою спину... точнее - не совсем спину...
В общем-то, сказать можно и нужно все. Надо лишь правильно выбрать время, иначе правда станет хуже лжи.
Любовь - счастье, но лишь когда веришь, что она будет вечной. И пусть это каждый раз оказывается ложью, но только вера дает любви силу и радость.
- Темный маг может исцелять, Светлый маг может убивать, - сказал я. - Это правда. Знаешь, в чем все отличие между Светом и Тьмой?
- Не знаю. Этому нас не учат... почему-то. Трудно сформулировать, вероятно?
- Совсем нетрудно. Если ты думаешь в первую очередь о себе, о своих интересах - твоя дорога во тьме. Если думаешь о других - к свету.
- И долго туда придется идти? К свету?
- Всегда.
- Это ведь только слова, Антон. Игра словами. Что говорит опытный Темный новичку? Быть может, такие же красивые и правильные слова?
- Да. О свободе. О том, что каждый занимает в жизни то место, которое заслуживает. О том, что любая жалость унижает, о том, что подлинная любовь слепа, о том, что настоящая доброта беспомощна, о том, что истинная свобода - свобода от всех.
- Это - неправда?
- Нет, - я кивнул. - Это тоже часть правды. Света, нам не дано выбрать абсолютной истины. Она всегда двулика. Все что у нас есть - право отказаться от той лжи, которая более неприятна.
Как хочется иметь руки чистыми, сердце горячим, а голову холодной. Но почему-то эти три фактора не уживаются вместе. Никогда. Волк, коза и капуста - где безумный перевозчик, что запихнет их в одну лодку? И где тот волк, что, закусив козой, откажется попробовать лодочника?
Все было так же, глухая подворотня, шум машин за спиной, слабый свет фонарей. Только холоднее гораздо. И все казалось простым и ясным, как для молоденького американского полицейского, вышедшего в первое патрулирование. Охранять закон. Преследовать зло. Защищать невиновных. Как было бы здорово, оставайся все и всегда таким же простым и ясным, как в двенадцать или двадцать лет. Если бы в мире и впрямь было лишь два цвета - черный и белый. Вот только самый честный и простодушный полицейский, воспитанный на громких звездно-полосатых идеалах, рано или поздно поймет - на улицах есть не только тьма и свет. Есть еще договоренности, уступки, соглашения. Информаторы, ловушки, провокации. Рано или поздно приходится сдавать своих, подбрасывать в чужие карманы пакетики с героином, бить по почкам, аккуратно, чтобы не оставалось следов. И все - ради тех, самых простых, правил. Охранять закон. Преследовать зло. Защищать невиновных.
Это война. А война преступна всегда. Всегда, во все времена, в ней будет место не только героизму и самопожертвованию, но еще и предательству, подлости, ударам в спину. Иначе просто нельзя воевать. Иначе - ты заранее проиграл.
Злу вовсе не обязательно уничтожать добро своими руками. Куда как проще позволить добру самому вцепиться в себя.
В следующий миг Егор оказался рядом. Встал, заслоняя меня от Максима. Вот тут боль не помешала мне засмеяться. Будущий темный маг спасал одного Светлого от другого!
- Антон, все-таки, ты сам сейчас говоришь как Темный... Ты ведь ее любишь! Так не требуй и не жди ничего взамен! Это путь Света!
- Там, где начинается любовь, кончаются Свет и Тьма.
Ну почему Свет действует через ложь, а Тьма - через правду? Почему наша правда оказывается беспомощной, тогда как ложь - действенной? И почему Тьма прекрасно обходится правдой, чтобы творить зло? В чьей это природе, в человеческой - или нашей?
- Абсолютно, - сказал я, ни капельки не лукавя. - Возьмем машину?
- Ты сегодня пешком?
Дурак!
Напрочь забыл, что Ольга всем видам транспорта предпочитает подаренный шефом спортивный автомобиль.
- Так я и говорю - поедем на машине? - спросил я, понимая, что выгляжу идиотом. Нет, хуже, идиоткой.
- Негодяй!
Сказано было с той интонацией, которая скорее пошла бы аристократке Ольге. И пощечина, которую я получил, была из той же оперы. Не больно, но обидно.
- За что? - спросил я.
- За то, что подслушивал чужой разговор! - выпалила Светлана.
Сформулировано было второпях, но я понял. Тем временем Света занесла другую руку, и я, презрев христианские заповеди, увернулся от второй пощечины.
- Света, я обещал беречь это тело!
- А я нет!
Со стороны могло бы показаться, что две закадычные подруги решили провести тихий вечерок за просмотром телевизора, чаем с вареньем, бутылочкой сухого вина и разговорами на три вечные темы: мужики - сволочи, носить - нечего, а самое главное - как похудеть.
- Ты разве любишь булочки? - удивленно спросила Светлана.
- Люблю. С маслом и вареньем, - мрачно отозвался я.
- По-моему, кто-то обещал беречь это тело.
- А что плохого я ему делаю? Можешь поверить, организм в полном восторге.
- Ну-ну, - неопределенно отозвалась Светлана. - Потом поинтересуйся у Ольги, как она бережет фигуру.
Я заколебался, но все-таки разрезал очередную булочку на половинки и щедро намазал вареньем.
Двадцать гостей, пожалуй, было многовато даже для этого дома. Будь мы людьми - другое дело. А так от нас слишком много шума. Попробуйте собрать вместе два десятка детей, перед этим несколько месяцев прилежно учившихся, дайте им в руки полный ассортимент магазина игрушек, разрешите делать все что угодно и понаблюдайте за результатом.
Гарик, Фарид и Данила играли в карты. В самые обычные, без затеи, вот только воздух над столом искрился от магии. Они использовали все доступные способы магического шулерства и защиты от него. Тут уже было не важно, какие карты выпали на руки и что в прикупе.
- Антон, я вот о чем - я не вижу радости.
- Где? - наверное, иногда я бываю потрясающим тугодумом.
- Здесь. В Ночном Дозоре. В нашей дружной компании. Ведь каждый день у нас - это какая-то битва. То большая, то маленькая. Со спятившим оборотнем, с Темным магом, со всеми силами Тьмы разом. Напряжение сил, выпяченные подбородки, выпученные глаза, готовность прыгнуть грудью на амбразуру или голой жопой на ежа.
Тигренок поискала что-то взглядом, потом, нахмурившись, посмотрела на музыкальный центр у стены. - Вечно куда-то ленивчик пропадает.
Центр ожил, засветился. Заиграл "Queen" - "Kind of Magic". Я оценил непринужденность жеста. Управлять электронными схемами на расстоянии - это не дырки в стене взглядом сверлить и не комаров файерболами разгонять.
Через пять минут я вышел из туалета на своих двоих, потный, мокрый, с красным лицом, но абсолютно трезвый. И даже пытающийся качать права.
- Ну зачем вмешался? Я хотел напиться, и напился.
- Молодежь. - Семен укоризненно покачал головой. - Напиться он хотел! Кто же напивается коньяком? Да еще после вина, да еще с такой скоростью, пол-литра за полчаса. Вот однажды мы с Сашкой Куприным решили напиться...
- Каким еще Сашкой?
- Ну, тем самым, писателем. Только он тогда не писал еще. Ну, так и напились же по-человечески, культурно, в дым и в драбадан, с танцами на столах, стрельбой в потолок и развратом.
- А он что, Иной был?
- Сашка? Нет, но человек хороший. Четверть выпили, а гимназисток шампанским споили.
Я тяжело плюхнулся на диван. Сглотнул, взглянул на пустую бутылку - снова начало поташнивать.
- И вы с четверти напились?
- Четверть ведра, как же тут не напиться? - удивился Семен. - Напиваться - можно, Антон. Если очень нужно. Только напиваться надо водкой. Коньяк, вино - это все для сердца.
- А водка для чего?
- Для души. Если совсем уж сильно болит.
Запив аспирин половиной бутылки минералки, я некоторое время тупо сидел, ожидая действия лекарства. Боль не проходила. Кажется, не вытерплю.
- Семен, - хрипло позвал я. - Семен!
Маг открыл один глаз. Выглядел он вполне прилично. Будто и не пил куда больше меня. Вот что значат лишние столетия опыта.
- Голова, сними...
- Топора нет под рукой, - буркнул маг.
- Да иди ты, - простонал я. - Боль сними!
- А ты мотоцикл-то водить умеешь? - спросил я, неуклюже уводя разговор в сторону.
- Я в первом ралли Париж-Дакар участвовал. Идем, поможем ребятам.
Я мрачно посмотрел на Игната, колющего дрова. Топором он орудовал виртуозно. А после каждого удара на миг застывал, мимолетно окидывая взглядом окружающих, поигрывал бицепсами.
Он очень себя любил. Весь остальной мир, впрочем, не меньше. Но себя - в первую очередь.
- Поможем, - согласился я. Размахнулся и бросил сквозь сумрак знак тройного лезвия. Несколько чурбанов разлетелись аккуратными поленьями, Игнат, как раз занесший топор для очередного удара, потерял равновесие и едва не упал. Завертел головой.
Разумеется, след от моего удара в пространстве остался. Сумрак звенел, жадно впитывая энергию.
- Антоша, ну зачем? - с легкой обидой спросил Игнат. - Ну зачем? Неспортивно же так!
- Зато эффективно, - ответил я, спускаясь с террасы. - Еще поколоть?
- Да ну тебя. - Игнат нагнулся, собирая поленья. - Так докатимся до того, что шашлык файерболами станем жарить.
Жара.
Я шел по Старому Арбату. Художники, рисующие шаблонные портреты, музыканты, играющие стереотипную музыку, торговцы, продающие однообразные сувениры, иностранцы со стандартным интересом в глазах, москвичи, с привычным раздражением пробегающие мимо матрешечной бутафории...
Вас - встряхнуть?
Показать маленькое представление?
Пожонглировать молниями? Поглотать настоящий огонь? Заставить брусчатку расступиться и выдать фонтан минеральной воды? Исцелить десяток нищих калек? Накормить шныряющих беспризорников сотворенными из воздуха пирожными?
А зачем?
Мне накидают пригоршню мелочи за файерболы, которыми надо бить нечисть. Минеральный фонтан окажется прорванным водопроводом. Эти нищие калеки и так поздоровее и побогаче большинства прохожих. Беспризорники разбегутся, потому что давно усвоили: бесплатных пирожных не бывает.
Да, я понимаю Гесера, понимаю всех высших магов, что тысячи лет борются с Тьмой. Нельзя вечно жить с ощущением бессилия. Нельзя вечно сидеть в окопах: это убивает армию вернее, чем вражеские пули.
Я ведь просто воюю за свою любовь. В первую очередь. А уж потом - за вас, которым готовят новое неслыханное счастье.
Только, может быть, и это тоже правда?
И, сражаясь за свою любовь, каждый раз сражаешься за весь мир?
За весь мир - а не с целым миром.
Цитаты //
Буква "Л" //
Сергей Лукьяненко, цитаты //
Ночной дозор