- Так что, машину высылать? - оживился Лайк. Спустя секунду он поморщился и потянулся к мобильнику. На несколько секунд раньше, чем тот зазвонил.
- Да! - сказал Лайк в трубку. - Хорошо, Ефим. Теперь дуй в Борисполь и встреть Шведа, он прилетит одесским рейсом через час-полтора. Да, в "Викторию". Что? - тут Лайк смешно фыркнул. - Разрешаю.
И прервал вызов.
- Вот, уроды! - пожаловался он. Видимо, на подчиненных. - "Разрешено ли нам со Шведом выпить по дороге пива?" Можно подумать, если я не разрешу они не выпьют!
Добродушие Лайка в этот день перехлестнуло через все вообразимые пределы. Он даже не стал вышвыривать законных пассажиров из вагона СВ. Он просто вынудил железнодорожников прицепить к составу дополнительный вагон. Да не в хвост или голову - в середину, рядом с рестораном. Ничего, прицепили. И билеты продавать на него не стали, а уж проследить, чтоб проводники не брали левоту нашлось кому и без Лайка.
А там и проводница попросила в вагон - отправляемся, мол.
Отправились. Первое время непонятно было - или это поезд скользит вдоль перрона, или перрон вдоль поезда. Но вскоре легкое покачивание вагона убедило: перрон остается. Перроны вообще незыблемы, как Москва. Или как Киев. И только поезда, вечные странники, прибывают к ним и убывают от них, не зная покоя и отдыха, от ремонта до ремонта, а когда-нибудь - до свалки или металлорезки.
Швед наконец угомонился и отлип от ноутбука. Ввалился в клубное купе, сграбастал бутылку темного "Афанасия" и умостился рядом с Ариком, сидящим в уголке. Лайк валялся на этой же полке; напротив Симонов, Ираклий и Ефим спорили о преимуществах украинского пива перед российским. Что касается Рублева, то он залег в дальнем купе почитать свежекупленную на вокзале книгу Енё Рейто. Арику спорить о пиве не хотелось, поскольку он придерживался справедливого мнения: "Гинесс" не переплюнешь.
- Тьма, сколько ж тебе лет? - дрогнувшим голосом спросил Симонов.
- Не знаю, - похоже Хену не слишком занимал собственный возраст. - Когда я родился, людям уже пришла в головы идея считать прожитые сезоны. Вот только известные им числа быстро закончились и долгое время мне было просто "много" лет. Но смилодонов и мамонтов я прекрасно помню.
- Климов переулок, девять, - Швед прочел надпись на чумазой, некогда белой табличке. - И одновременно - набережная Фонтанки сто пятьдесят девять. У него что же, два адреса?
- Как видишь, - сказал Димка Рублев и задрал голову, разглядывая верхние этажи. На лицо ему легли мелкие дождевые капли.
- Они здесь определенно психи, - проворчал Швед.
- Кажется, нам сюда, - предположил Арик, указывая на средний подъезд.
Вошли. Изнутри подъезд выглядел так, будто по лестнице раз сто туда-сюда промчалась ватага варваров, вооруженных кирками, фломастерами и граффити-баллончиками. Квартир на каждом этаже было по две. Квартиры первого этажа носили номера два и пятнадцать.
- Ну и ну! - не удержался и хохотнул Димка. - Интересно, что за номера у квартир второго этажа?
- Думаю, - глубокомысленно заметил Швед, - двенадцать и пятьдесят три.
Димка снова хохотнул, но стоило подняться этажом выше, как смех его иссяк сам собой. Хозяева квартиры справа поставили металлическую дверь, но прикрепить к ней табличку с номером не удосужились. Зато левая дверь, древняя и деревянная, гордо несла в верхней части номерок.
"53".
- Ой, - Димка Рублев даже растерялся. - И правда пятьдесят три! Ты что, вероятности глядел, а Швед?
- Не, не вероятности, - невозмутимо пояснил Швед. - Я табличку глядел перед входом в подъезд...
- Не подъезд, а парадное, - перебил Арик. - Мы же в Питере. Разве не видишь, какое все шикарное и торжественное?
- Особенно паутина и надписи, - вставил Рублев.
Стены множественно украшало известное российское троебуквие, на любой вкус - печатными буквами, прописью, готикой и даже стилизацией под японские иероглифы.
- Выше этажом расположены квартиры три и шестнадцать, - сообщил Швед. - Но, сдается, нам туда не нужно.
- Бдя, - Рублев отчаянно потряс головой. - Но какая в этом логика? Если подряд идут квартиры пятнадцать, два, двенадцать и пятьдесят три???
- При чем здесь логика? - удивился Арик. - Это же Питер. Не ищи логику там, где ее нет, и где такие вот загаженные места называют "парадными".
- И вообще, работать нужно весело, с огоньком и приколами! Жизнь ведь - в сущности, театр, друзья мои, сплошной и бесконечный театр.
- Драмы или комедии? - справился Швед с живейшим интересом, понятно, тоже наигранным.
- Когда как.
- Задача та же, что и у Арика: смотреть, слушать, запоминать, вникать. Дуйте в кафе прямо сейчас, посидите в сети, порежьтесь в какой-нибудь квейк, короче, ведите себя естественно, будто и не на задании. Но ни на секунду не забывайте, что на самом деле вы как раз на задании. Раз в час - обязательное протрезвление.
- Арик! - позвал Швед зычно. - Давай за руль. Поехали на рынок. Казан у тебя дома есть?
- Есть, - пробурчал Арик. - А то ты не знаешь. Всякий раз спрашиваешь.
- Потому что не помню. - Швед снова уселся справа от водительского места. - Каждый казан помнить - никаких мозгов не хватит. На яхте, знаю, точно есть. Дома тоже. А у тебя - не помню.
- Есть казан, не нуди. - Арик взялся за руль.
- Экспериментатор... - Завулон шел на рекорд беспрерывного ворчания.
- Ты хоть отчеты Рафаэля Плюмаржа о парижском сиянии читал?
- Читал.
- А Скотта Дартье? "О сущностях селений людских?"
- Читал.
- А "Урбаноида" некоего Марибора Браника? Лайк едва удержался, чтобы не прыснуть в кулак:
- Это не читал. Это писал...
- У меня для вас две новости, - продолжил Лайк. - С какой начать, с хорошей или с неизбежной?
Компьютерная шантрапа, как и положено шантрапе, заметно оживилась и зашумела.
- Главное, чтоб не с плохой, - заметил кто-то с места.
Швед сидел в машине у открытой двери и мрачно опустошал плоскую поллитру "Джек Дэниэлс". В его состоянии больше пошла бы водка, но пить водку одному - как-то не по-русски. Водку нужно пить рюмками, чокаясь или нет, - но в компании. А вот заморский ячменный самогон можно посасывать из горлышка и в одиночестве. Пожалуй, виски - лучшее, что могла предложить раса закоренелых индивидуалистов расе раздолбаев от духовности.
- Тьма, Свет... Все это не более чем условности. Свет легко становится Тьмой, когда начинает преследовать собственные интересы.
- А Тьма?
- А Тьма так же легко становится Светом, когда не преследует свои. Просто интересов у Иных, помимо своих собственных, куда больше, нежели у обычных людей.
- А Инквизиция...
- А Инквизиция просто следит, чтобы этот раскрученный волчок не прекратил вращаться. Если прекратит - упадет, и это будет действительно страшно. Только это и держит Инквизицию, а через нее и Дозоры, на плаву. Если так называемое добро прекратит сражаться с так называемым злом - мир закончится. Просто закончится, как фотография, застынет.
Мы живем в относительном равновесии. Но идеал - это не равновесие, а гармония.
Цитаты //
Буква "В" //
Владимир Васильев, цитаты //
Лик чёрной Пальмиры