Неспокойным вечером пятнадцатого июня 199... года - в начале третьего года Второй республики и в самом конце летней сессии Московского университета - желтый трамвай бежал сквозь плотный теплый дождь, ничуть не оглядываясь на перекрестках. Невысокое солнце чумной демократии было еще молодо, и трамваи умели быть желтыми, дожди - теплыми... А я умел быть одиноким и ленивым. Настолько ленивым, что пошел себе от остановки до жилого корпуса через лужи, рельсы и ступени, не раскрыв зонта.
- Надеюсь, мы успеем разделить твою картошку на двоих, - сказал Мстислав, приближаясь к кастрюле. В серых глазах его отчетливо прорезался голод.
Он зря надеялся. Мягко хрустнул замок, и на пороге появился человек в черном. Некоторые не любят людей в черном и сразу пугаются. Мы, напротив, обрадовались, потому что А. Старцев - чрезвычайно светлая личность, хотя и ходит исключительно в черном. Когда Алексей говорит с преподавателем о серьезных вещах, то часто путается, потому что одинаково хорошо мыслит на русском, английском и греческом - и смешивает разноязыкие слова в одной фразе. Когда он разговаривает с нами о вещах несерьезных, то, напротив, никогда не путается, потому что всегда немного пьян. Как все студенты-историки, он пьет недорогое, но качественное красное вино и во хмелю бывает энергичен и ловок. Узкое лицо с глубокими жесткими глазами за стеклами золотистых очков становится окончательно просветленным, а взгляд - по контрасту - темнеет и утрачивает аскетическую холодность.
Известно, что девять из десяти первокурсников физтеха в первые полгода теряют рассудок под влиянием технического спирта и тяжелых формул, но зато оставшийся процент за десятерых двигает вперед отечественную науку. Данила с ума не сошел, а потому отечественная наука надеялась на него - и, кажется, совершенно напрасно.
Мне говорят: ты - холоп. Как нормальный человек должен ответить? Правильно: в глаз. Но в моем случае башню уже снесло, и поэтому спокойно узнаю, что я - Мстислав Лыкович. А еще у меня есть, оказывается, некий хозяин. Босса зовут Всеволод Властовский, а по профессии он князь. Из местных, залесских.
Он, видишь ли, князь. А я - просто псих (это уже диагноз). Но не только: я еще и холоп. Это звучит гордо. Однако в глаз все равно неплохо бы.
Тот, кто никогда не просыпался в луже, не поймет меня - рекомендую поверить на слово: это не только не весело, но даже совсем тоскливо. Никакой оттяжки в этом нет. Первая мысль, посетившая мой холопский разум после реинкарнации, состояла в том, что дождь, и лужа, и капли суть сон, глюк и очередной фильм Тарковского. Однако похрустев песком на зубах и ощутив прелесть облипавшей тело холодной глины, я передумал. Бодро отплевываясь и, кажется, поминая чью-то мать, я вскочил на ноги и посмотрел на часы.
Я стоял под дождем и медленно пропирался этим куском серебра, а дождливые капли, юркие как сперматозоиды, сбегали по высокому челу и срывались с кончика носа... Мозг уже морально приготовился к появлению цветных человечков, хвостатых драконов и прочей LSDребедени, но глюк был на редкость однообразен и устойчив. Нет, я не сплю: в правой конечности лежит, натурально, кусок драгметалла граммов в двести. Ну что ж, дают - бери: надо ведь как-то устраиваться в новой жизни. Буксы даже психам не мешают. Не пройдет и полгода, глядишь, куплю себе корову, потом дети пойдут, жены, внуки, сад-огород, дача, машина с шофером, правительственная связь, характер нордический, в партии с 29 года.
Настроение упало и придавило тяжестью. Захотелось признаться болтливому хиппаку, что вижу его в первый и, надеюсь, последний раз. Я уже потянулся было рукой со слитком к белобрысому темечку - но парень вовремя сказал ключевое слово:
- Ну, добро... Идем, Клуха тебе жирку-то отвалит похлебать. Сегодня кормит пшеном сорочинским с рыбицею и можжевеловым медом.
Лито только рукой махнул и сказал, что я доиграюсь. Я согласился и предложил ему сбегать за новой братиной медовухи. Залетная оса метко приземлилась на нижнюю губу, но я был крутой, я не боялся самого Сварога - и потому позволил пернатому зверю немного поползать по лицу. В голову стучались жизненные планы: а не стать ли мне богом? Говорят, это не трудно. Сварог у них тут, натурально, за главного, а в шестерках ходят Стожар с этой... с Квакшей. То есть с Мокшей. Вот и чудненько: четвертый никогда не лишний. Представить приятно: шарахается оземь молния, и в углекислом тумане с небес свергаюсь я - на парашюте и в огненных крыльях. Публика кричит "ура", женщины по команде бросают в воздух чепчики, оркестр играет гимны для народной души, и конферансье объявляет: "Его гремучество Мстибог Лыковый!"
Я прикинул шансы: кроме вашего покорного холопа, объединенным силам космического зла противостояли: слепой Лито, рыжий Гнедан, борец сумо по кличке Гай и люберецкий партизан Травень. Пятеро негодяев, с оружием в руках отстаивающих дело властовской революции... Звенят цикады, и багровая луна встает над Флорес-пара-лес-Муэртес, выползая из джунглей, глухо закипающих тропической ночью... Помнишь, Фернандо, как мы форсировали Рио-Гранде? Помнишь, камарадо, легкий блеск взлетающих мачете, сахарный хруст автоматных очередей и сияющий путь смерти, гордый хвост твоей ракеты SA-7, нацеленной во вражеский вертолет? Ах, амиго, юная черноглазая свобода выросла в хижинах наших матерей, она уже выучилась петь со своим народом пьяные песни независимости! Но пасаран, амиго! Венсеремос! Кристина Онассис! Впрочем, я отвлекся.
- Эво: самого Берубоя споймали! - выдохнул Травень, гордо улыбаясь и прислоняя тело к колесу телеги. Втайне наслаждаясь абсурдом ситуации (имя Берубоя я слышал впервые), я властно приподнял брови. Потом (не менее властно) опустил веки и приказал немедленно развязать свежепойманного гражданина Берубойского, усадить, если это еще возможно, на стул и предложить чаю.
- Видите ли, гражданин Берубоев, - обратился я к подозреваемому, в глубине души недоумевая, что мне от него нужно. - Вы должны понимать, что попали в серьезную организацию. У нас крайне много дел, потому что ползает еще по нашей многострадальной земле недобитая контрреволюционная гадина. И мы, сотрудники органов, в своей нелегкой работе рассчитываем, гражданин Берубоев, на вашу деятельную помощь. Чем скорее вы признаетесь в содеянном, назовете соучастников и организаторов известных вам противозаконных действий, тем скорее окажетесь снова в кругу семьи.
- М-да, - рассеянно обратился я к подчиненным, - устал, видать, паренек: набегался за день. Спортом, конечно, не занимается - вот организм и ослабел вконец.
- Ох и верно! - опять возник старичок Порхей. - Нонче молодь больно мелковата родится. Един-то разок палицею по крепи, а уж оземь. В наши-то годы хошть наковальней лупи по темени, а с ног не свалишь.
Мысленно сожалея, что под рукой нет наковальни, я с трудом оторвал наметанный глаз от лысого темени Порхея.
Меня посетила абсурдная идея, что он его сейчас зарежет. Во всяком случае, Травень зачем-то занес лезвие над грудью распростертого вора.
- Отбой! - заорал я. Острие застыло на полпути - Травень недоуменно распахнул глаза в моем направлении. - Убери кинжал, дорогой, да? Этого джигита мы будем судить по нашим, советским законам.
- Но... патрон! - вступился за напарника Гай. - Ведь эдак он, ненарок, выживет! Покончить вражину - и дело в закон... А инако он заисто посаднику Катоме все доложит про наше бесчинство с перехватом послания... Он Катоме заветный дружинушка. Возьмут нас посадниковы вой, и спать тебе свечера на дыбе.
Я что-то задумался. Глупо, конечно, посетить средневековье и не побывать на дыбе. Имя посадника Катомы мелькало в перехваченной депеше - так назывался властовский шериф, представлявший столичное, престольское начальство и командовавший оккупационным корпусом. Этот парень не пожалеет десятка дружинников, чтобы привлечь нас всех к поголовной ответственности. Перехват письма - чудесный повод отомстить банде Мстислава за все хорошее. Мораль: чем позже Берубой доберется до Властова, тем краше. Можно бы, конечно, и ножиком его проткнуть - да только за нервы свои я не поручусь. Зачем мне потом все эти кровавые берубойчики в глазах? Сегодня я его ножиком, а завтра ночью он ко мне в гости - в черном плаще, бледном сиянии и с укоризной в безжалостном взоре... Не люблю я призраков, нерусские они какие-то. Да, непростая ситуация сложилась.
- А вот, братки, меду бы сейчас, а? - обернулся я к Гнедану, тащившему на плечах сонного пленника.
- Угу, - ответил Гнедан слегка озадаченно. Мне показалось, что на самом деле Гнедан не хотел меда - ему и без меда было чем заняться. Он тащил княжича. Это упражнение очень полезно для накачивания правильных мышц на груди, на бедрах и в области поясницы. Я бы и сам понакачивал, но у меня уже была тяжелая кольчуга, которая, между прочим, ничуть не облегчала движений. Я понял это на пятнадцатой минуте продирания через лесной бурелом - тело начинало постанывать.
Я так обрадовался за Лито, что отыскал в организме силы приподняться над землей. Увы: радость была недолгой. С непостижимой скоростью, никак не вязавшейся с имиджем медведя, Рогволод припал к земле и скользнул под зарвавшегося эльфа - Лито кратко вздохнул и согнулся пополам, необратимо теряя любимый топор. Мне стало любопытно. Впрочем, я уже примирился с фактом, что каждый встречный в этой варварской стране носил под доспехами черный пояс мастера айкидо. Это замечательно. Это высокий уровень физического воспитания масс. Жаль только, что лично у меня такого пояса не было.
Когда переломанные конечности Лито исчезли в высокой траве, я невольно напрягся и тяжело поднялся на ноги. Оставалось надеяться на превосходство боевых искусств будущего. Грамотно распределив вес тела и акцентированно заблокировав корпус в одну линию с бедрами, я приготовился к битве по канонам уличного карате. Напрасно. Презрительно перешагнув через попискивавшего эльфа и на ходу пристегивая к поясу алыберский меч, Рогволод отвернулся и накренился прочь - вон из святилища! Кажется, он понял, что со Стожаром ему лучше не встречаться.
- Ты куда, прохожий? - торопливо спросил я, предусмотрительно сохраняя боевую позу. - Э-эй, прохожий! Закурить не найдется?
Рогволод приостановился, слегка сдвинул голову в профиль - но тут же снова двинулся прочь.
- А в глаз? - поинтересовался я. - Слышь, ты, интеллигент плоскостопый! Куда побежал? А ну - стоять!
Тихо в ночном лесу - только хрипы избитых товарищей да шорох удаляющихся шагов. Очевидно, на такого рода оскорбления парень не реагировал. Пришлось напрячь словарный запас архаизмов.
- Эй, угнетатель! Барчук! Контра буржуйная! Поди сюда, я тебе покажу, за что Рылеев в сибирских рудах сидел! Я тебе припомню товарища Баумана! Гнида помещичья!
Бесполезно. Погружение в историю продолжалось.
- Ах ты, подлый враг, собака ты. Турецкий царь! Змей подколодный, поганое разбоищще! - Рогволод существенно замедлил шаг - заклинания начинали действовать, и я повысил тон. - Пнуть тебя в висок, чтоб посыпался песок! Выходи на честный бой!
И тут меня осенило: я вспомнил волшебное слово. Скрестив руки на груди, я прищурился - и спокойно добавил:
- Мерин непарнокопытный. Вот ты кто.
Через секунду расстояние между нами сократилось вдвое. Мелко перебирая полусогнутыми, стальной советский медведь ужасающе приближался. Я ощутил себя маленькой скромной Японией, которая, конечно, хотела бы заполучить Курильские острова - но в принципе не настаивает. Японский менталитет нарастал в сознании по мере приближения княжича. "Банзай! Камикадзе! Хиросима... - бормотал я про себя. - Харакири...".
Тут как раз наступила полночь. И началось настоящее шоу. Представьте себе такую предельно голливудскую тучу - сине-багровую, с прожилками молний - она, разумеется, движется на зрителя. Представили? Гут. А теперь вообразите не одну такую тучку, а целый грозовой фронт, трепетно-лиловый на черном небесном фоне, оранжево распухающий изнутри - совсем как в мультфильмах Диснея. Получилось? Нет-нет, погуще краски! Вот так. Давайте подсветим всю эту громаду божественного гнева алыми сполохами - чуть-чуть снизу, о'кей? Итак - разбухшие тучные груды задавливают небо - и... обрываются вниз ливнем! Чувствуете, как это нравится зрителю! Зритель просто тащится лицом по мокрой травке, загребая руками мусор и задыхаясь от восторга. Не останавливайте камеру! Ничего, что герою плохо и даже как будто дурно - зато какая сцена удалась.
В философском настроении я и поднялся на ноги, оглядывая совершенно темную душную пещерку. Вот радость! Больше всего на свете я хотел бы увидеть сейчас в пяти метрах от себя пару желто-зеленых и хищных глаз. Так оно и получилось. Глазастенький и неведомый зверь стоял совсем близко и выжидательно смотрел.
- Глаза сломаешь, - мрачно предрек я и задумался. В мозгу возникла логика: если зверь сытый - он посмотрит и уйдет восвояси. А если голодный... то... то я сам уйду.
Когда я открыл глаза, этот мелкий парень сидел на своей табуретке и ковырял пальцем в носу. Он был острижен наголо, как неофашист, и потому внушал невольное уважение. Если вам десять лет и вы внушаете уважение, вы уже много добились в жизни. Почтительно посмотрев на парня, я покосился в сторону. В стороне ровно теплился очаг - по толстым одинаковым бревнам шелковисто бегали жидкие хвостики голубоватого пламени, а чуть выше равномерно нагревался толстый и мрачный котел.
- Ну, вставай, добрый молодец, - пискляво сказал пацан. Он перестал ковырять в носу, но палец наружу не извлек. - Сымай-ко портки, будем тебе задницу выпарывать!
Все мое уважение к неофашистам как рукой сняло. Я тяжко приподнялся, шагнул к пацану, устало протянул руку к его оттопыренному уху и вдумчиво охватил мочку железными пальцами. Парень жеста не понял, и напрасно. Я сдавил ухо и приподнял парня над табуреткой - пацан сильно покраснел, но не издал ни звука. Опустив мужественное дитя обратно на табуретку, я так же неспешно вернулся к своему меховому ложу.
Тут поверх моего плеча что-то шумно пронеслось, бодряще обдавая ужасом - длинная стрела в клочьях оперения. "Постреливают", - подумалось мне, и я почувствовал, что перехожу в подпространство: ноги заработали так быстро, что показалось, будто бегу на месте. Только бы не споткнуться, подумал я, с радостным удивлением наблюдая, как сокращается расстояние между нами: крепкая спина конкурента потно блестела уже совсем близко.
Не оборачиваясь, белобрысый парень внезапно притормозил, скользя ногами по траве и цепляя бурьяны пальцами, - и тут же снова выпрыгнул в сторону, изменив направление бега. Задумавшись о чем-то своем, я прозевал этот маневр и проскочил мимо - только ветер в ушах прогудел. Метров десять этот тип отыграл. Обидно.
Парень, видимо, не умел плавать и стремился пересечь протоку вброд. Но я-то плавать умел и немедля воспользовался этим профессиональным навыком. Погоди, ворюга, я тебе покажу, как у людей законные сапоги красть! Ну народ, а? Среди бела дня лапти спер!
В два-три мощных гребка я почти нагнал похитителя. Минута - и обувь будет возвращена законному хозяину, то есть мне. Но... тут стало ясно, что парень больше не хочет убегать. Ошалело цепляясь руками за податливую воду, он стал тихо оседать, хрипя и роняя в жидкость драгоценные лапти. "Никак, стрелой помогли?" - подумалось мне, и глаза зашарахались вокруг - откуда?
Нет, не было никакой стрелы. Парень присел просто от удивления. Слабое у мальчика сердце, непривычное к реалиям жизни. Вот я, например, ничуть не удивился: подумаешь, кинг-конги на водопой пришли. Невидаль какая!
Страшно ругаясь в душе, я заставил себя вскрыть оставшиеся две бочки. И точно: третья по счету крышка слишком легко сдвинулась под нажимом клинка и - вместо аромата квашни изнутри мертвяще потянуло сыростью и крысами. Вот он, вход в местный метрополитен. Прыгай, кому не лень.
Мне было не лень. Только сначала - для верности - в глубину подземного хода отправился мой факел: пролетев пару секунд, он упал на земляной пол норы, треща и разбрызгивая плески огнистого масла. Проклиная свою страсть к волшебной обуви, я подтянулся на руках, с края бочки спустил ноги в провал и - попытался аккуратно соскользнуть вниз. Аккуратно не получилось - я приземлился на горящий факел. Очень бодрит, замечу я вам.
Землистый, горелый и окровавленный, я ужасающе полез из своего люка на поверхность. Испуганно шарахнулся, отставая от шефа, молоденький чурилец в плаще - и немудрено: самого меня увидел! И вдруг - красиво, как в видеоигре, выпрыгнул из-за толстого тотемного бревна кто-то маленький и агрессивный, в изодранной кольчуге, ослепительно искрившей на солнце! Нет, я бы не позавидовал Кащею: с одной стороны прямо из-под земли восставал на него убийственный победитель подземных кинг-конгов, безымянный призрак Дымного урочища (то есть я), а наперерез, профессионально размахивая рабочим мечом, спешил голубоглазый паренек-спецназовец, недоеденный обезьянами в реке.
Двое дружинников запрыгнули в телегу, и сухощавый мужичонка, правивший лошадью (славянин из местных - очевидно, сотрудничает с иностранцами), плеснул вожжами по спинам двух кобылок. Когда мы выехали из ворот городища, я обнаружил наконец, что лежу на чем-то жестком. Незнакомая голая нога торчала из кучи сена и упиралась мне в ребра колючей пяткой. Обернувшись, я разглядел в сенной куче остальное тело попутчика, который был также связан и молча залегал лицом вниз, переживая всю глупость, всю абсурдность случившегося несчастья.
- Не плачь, браток, - доверительно сказал я. Очень хотелось похлопать его по плечу, но руки были связаны, а плечо еще побаливало. - Не плачь: всех не перевешают. Мы умрем, но нас миллионы. Товарищи отомстят.
Собрат по несчастью осторожно завозился среди сена и начал медленно оборачивать ко мне свое лицо. Перепуганное. Бледное. Продолговатое. Рябое. Да.
Это был он, рыбоглазый эсэсовец, пытавшийся напугать меня шильцем. Подлое существо, не добитое Жилой. Теперь он смотрел и мелко подмаргивал от страха. Он переживал за свою гнусную фашистскую душу. Он боялся, что я от неожиданности водвину ему в лицо подошву свободной ноги.
- Смерть фашистам! - поприветствовал я враждебного агента. - Доигрался, гнида эсэсовская? Чтоб тебя, гада, первого повесили!
Молодой чурилец спазматически шмыгнул носом и скривил сизые губы.
И он ускакал, такой симпатичный и бесстрашный. Один-одинешенек под безумным российским небом. Надеюсь, какой-нибудь добрый славянский разбойник уже выставил на пути греческого адъютанта десяток голодных оборванцев, которые с радостью помогут ему избавится от коня и доспеха. И будут совершенно правы. Если ты грек, то скачи себе где-нибудь в Греции. А вовсе не по звериному тракту Санда - Опорье в самом сердце беспредельной Руси.
Цитаты //
Буква "М" //
Арсений Миронов, цитаты //
Много шума из никогда
