Понастроили, понимаешь... Не успеешь отлучиться лет эдак на пятьсот, как обязательно апостолы понабегут и навалят кучу хлама... Стоп! Не хлама - храма!.. И верно - храм, а посредине, значит, объект поклонения собственной персоной... Геройский, надо сказать, объект: торс обнажён, мышцы гипертрофированы, лицо искажено экстазом борьбы, и вообще, довольно-таки злобная харя, а в победно вскинутых руках - два широких блестящих ножа.
Ладно, скулить не время, лучше поглядим, что мои почитатели здесь наваяли... Фрески добротные - умеют рисовать, и краски яркие, даже в полумраке видать, - впрочем, мне не привыкать, как-никак столько лет в сумраке Зала... Ага, кажется, вот и мои двенадцать подвигов... интересно, я хоть парочку из них совершал или нет?
Да уж, оказывается, совершал... вон, крайний слева. Иду себе по диагонали злой и радостный, и тащу на плече издыхающее чудовище с обломком трезубца в чешуйчатой груди. Врёте, апостолы хреновы, - трезубец-то как раз на арене остался, а Даймон, когда я его в Мелх тащил, уже человеком был. Но - мифология, что с ней поделаешь... художественный вымысел, гипербола, метафора и прочая анафема...
Хотя Большую Тварь художник явно никогда не видывал. Те, кто её видел, те потом не рисуют. И рога у неё (у Твари то есть) отсутствуют, и морда не как у крокодила, а плоская и шире, ну и, понятное дело, дыма она из пасти отродясь не пускала...
А пятиголовых змеев - этих даже я не встречал. И те, которые Я, - тоже... Но местные, надо полагать, лучше знают - встречал и рубил, и вполне успешно.
Следующие восемь подвигов нагоняли тоску полным единообразием. Ой-ой-ой, братцы и сестрицы, сколько ж я народу порубить успел, пока в Зале отсиживался! Не покладая рук...
Человек дико визжит и принимается скакать, размахивая руками. С минуту я тупо гляжу на него, размышляя о странности здешних ритуалов, потом понимаю, что меня приглашают выйти из храма.
Приглашение становится всё более настойчивым, у меня чуть не лопаются барабанные перепонки, и я решаю не прекословить. Тем более что в мои планы не входит посвящать остаток Вечности созерцанию собственного героизма.
Предлагалось многое и разнообразное. А я всё никак не мог понять: почему они не пытаются получить ответы на свои вопросы у меня, вместо того чтобы долго и безуспешно спорить? Правда, пока они препирались, я успел сообразить, что говорят кочевники на одном из знакомых мне наречий племён Бану, только произношение оставляло желать лучшего: или время, или всеобщее возбуждение сделали своё дело. А некоторые выражения были мне совершенно неизвестны, и, кажется, к счастью...
Суровый седовласый вождь в неприлично вытертом для патриарха халате внимательно осмотрел меня с ног до головы, неодобрительно поцокал языком и буркнул нечто нечленораздельное.
Догадаться было нетрудно. "Ты кто такой?" и ещё одно слово. Короткое совсем... хорошо хоть одно.
Мог бы и раньше спросить.
- Как ты проник в храм Великого Отца племени Бану Ал-Райхан, Вечного Маарх-Харцелла?!
Ну не объяснять же им, как я туда попал на самом деле?! Или что я и есть Великий Отец Маарх... Карх - хх... ну и имечко! Не хочу быть богом. Хочу человеком. Пока получится.
- Не помню.
Не знаю, поверили ли мне, но бородатый доходяга с размалёванным лицом и в особо высоком тюрбане - я сразу окрестил его жрецом - засеменил к вождю и шепнул ему на ухо:
- Отец Маарх-Харцелл отнял память у осквернителя!..
Наверное, он решил, что Харцелл отнял у меня заодно и слух. Я не стал его разубеждать.
Цитаты //
Буква "О" //
Генри Лайон Олди, цитаты //
Сумерки мира
